[Lingering_dream]

кровосток

одеваться в черное. плакать черным. это так по-бабьи - и так по-вдовьи. все-то разное с ней у нас, кроме цвета глаз, но мои - оленьи, ее - коровьи. ну зажми мне рот чем-нибудь, давай, перекрой невидимый кровосток, а не можешь губами - хотя бы дай, черт с ним, свой носовой платок. ты не знаешь, как я до тебя жадна, я бы выпила, съела тебя одна, я б зажмурясь вылакала до дна, под язык, подкожно и внутривенно, беспощадно, яростно, откровенно. только, видно, третий закон ньютона чтим тобой превыше других законов, и поэтому с равной ответной силой ты всегда стремишься к чужому лону, и кого-то еще называешь милой, и целуешь чьи-то глаза коровьи, а мои уже заливает кровью, я не знаю, чем закрыть эту рану, я не знаю, сколько еще осталось. я, наверно, слишком рано сломалась. я, наверно, больше уже не встану. я, наверно, стану бескровной куклой - белый воск, шелка и холодный бисер - или просто вся распадусь на буквы бесконечных этих надрывных писем, что летят, летят, как стрела без цели, всё летят, сливаясь с лазурной высью, в изумительные акварели, между звезд летят и планет, конечно, и других прекрасных небесных тел, всё летят - и это продлится вечно. ну а ты - слезай. прилетел.

--------------------------------

ну что же мне делать с тобой таким? объявить джихад одному неверному? вывернуться наружу кавернами, рубцами белёсыми: смотри, дорогой, вот так бывает, когда ты с другой, похоже, будто прижгли папиросами или вытравили кислотой. но всё некрасивое между нами по умолчанию запрещено - складывай белоснежные оригами, носи тончайшие кимоно, веди себя, как подобает принцессам, а свои воспалительные процессы оставь докторам - пусть они решают; впрочем, пожалуй, тебя украшает вон тот перламутровый шрам.

-------------------------------

ты так упоительно безнаказан, и веришь, что слёзки мышиных полчищ не отольются однажды разом, что всё не накроется медным тазом, а мыши - да разве их всех упомнишь. нет, я не пугаю тебя геенной, вообще ничем тебя не пугаю, дай бог тебе после жизни бренной низвергнуться в самую бездну рая. нет, я не ведаю, как должно быть, и как могло бы - не знаю тоже, не будь такою я узколобой, не будь такою я толстокожей. ну просто прости мне мои печали, мои бессмысленные обиды, ночные бденья с убитым видом над чашкой с горьким соленым чаем. прости, что я не могу быть гордой, прости, что я от всего устала, прости, что я с расписною торбой, прости, что я со своим уставом. прости, что мерой своею меряю, кто здесь авель, а кто здесь - каин, прости, что я никогда не верю, что каждый новый ожог - случаен.

------------------------------

заводная птица
хочешь, я буду писать для тебя, писать высоким и мертвым штилем? хочешь, просто друг друга пришпилим к настоящему времени, будем в нём вечно гореть янтарным огнём, двумя зрачками голодного тигра. но не молчи, не молчи вот так, будто решил всё давным-давно, а то я подумаю, что вино вот это, вот этот хлеб - последнее, что я с тобой делю, что ты исчезнешь, пока я сплю. хочешь, я буду просто смотреть? в реках горькой воды на треть, всадники близко; скажи мне: киска, я не хочу стареть, и я накрою твой лоб ладонью. ты мог бы любить благородную донью, а выпало пьющую девочку с обветренными губами - их не возьмет ни одна помада, - пообещала из глупой бравады, что бросит первой, тебя не спросит. да нет, не бросит.

она не сможет, она боится, в ее груди заводная птица тихонько шепчет: не уходи. в лоне её золотая змейка тёплыми кольцами вьётся нежно; что ты, не бросит тебя, конечно, так что придется всё самому. знаешь, я пережила чуму, голод и разных бед до хрена, и я умею ценить живых, пока отзываются на имена. но когда мы ляжем в одну кровать, подумай, стоит ли отогревать мое бедное сердце, чтобы потом с этим покончить одним звонком. а впрочем, поздно: пока ты занят, девочка с бронзовыми глазами, та, что зовет себя зимним цветком, плачет от страха крутым кипятком, плачет, выкашливая со слезами колкий гортанный ком.

---------------------------

Послушай: шаги мои странно, и гулко, и остро звучат в глубине переулка, от стен отражаясь болезненным эхом, серебряным смехом. Качаясь на пьяных своих каблучках, куда я такая? Не знаю, не знаю, мой голод, мой страх. Как ангел барочный, наивной любовью моей позолочен, убийственный мой. Однажды тебе станет жаль этой ночи, всех этих ночей не со мной. Послушай: шаги мои дальше и тише, и глуше, сырой акварелью, размытою тушью становится мой силуэт. Я таю, и воздух меня растворяет, и вот меня нет. Есть город, деревья, дома и витрины, и странные надписи на осетрином, фигурная скобка моста. И до отупенья, кругами, часами, вот женщина с темными волосами, догнал, обернулась, простите. Не та. Не знаешь, теряешь, по капле теряешь, по капле, как кровь. Не чувствуешь, я из тебя вытекаю, не видишь, не спросишь, куда я такая, и сколько шагов моих гулких и острых до точки, где мир превращается в остров, не обитаемый мной – огромный, прекрасный, волшебный, холодный, ненужный, пустой